федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования
«Самарский национальный исследовательский университет имени академика С.П. Королева»

>> 60-летие СГАУ
>> От КуАИ до СГАУ: сборник очерков в формате pdf
>> От КуАИ до СГАУ: сборник очерков в формате HTML

>> Содержание


Сойфер В.А.

Дом моего детства

Сойфер
Виктор Александрович, р. 18.06.1945 г.,
ректор Самарского государственного аэрокосмического университета,
член-корреспондент Российской академии наук, профессор,
доктор технических наук. Заслуженный деятель науки РФ. Лауреат Государственной премии РФ в области науки и техники.
Имеет государственные награды. Окончил Куйбышевский авиационный институт
в 1968 году.

 

Да, уходит наше поколение -
Рудиментом в нынешних мирах,
Словно полужёсткие крепления
Или радиолы во дворах.
(Ю. Визбор)

 

Дорога от Самарской площади до Хлебной - через весь старый город. Сколько раз я её прошел туда и обратно за полвека? До сих пор иногда, под настроение, я иду пешком до старого "английского" элеватора, до шестиэтажного старинного дома на берегу реки Самары, в котором прошли первые годы моей жизни. И возвращаюсь назад к дому в тихом дворе на углу Самарской и Ульяновской, о котором сегодня хочу рассказать.

До пяти лет я рос в доме моего деда Максима Андреевича Карпова, который в военные годы был директором элеватора и имел большую казённую квартиру в административном здании элеватора. В отцовский дом по ул. Самарской N195а я впервые пришёл с мамой в 1950 году и до поступления в школу в 1952 году жил с перерывами то с дедом, то с родителями. В двухэтажном доме на Самарской у отца была трёхкомнатная квартира, довольно просторная и удобная, и жили в ней, кроме моих родителей, две дочери отца от первого брака (его первая жена умерла), которые были старше меня: Елена - на 9 лет и Наташа - на 7 лет. Обе они впоследствии получили золотые медали в школе и окончили Московский авиационный институт. В доме было всего пятнадцать квартир (наша была N6 на втором этаже первого подъезда). Вообще-то их было 16, но у тогдашнего директора Куйбышевского авиационного института Фёдора Ивановича Стебихова квартира N15 на втором этаже второго подъезда состояла из двух квартир - всего четыре комнаты. В нашем доме, построенном пленными году в 1947, жило всё руководство КуАИ и много ведущих преподавателей первого состава. Почти никого из этих людей уже нет в живых, но помню я их очень хорошо, хотя, конечно, это детские воспоминания.

В квартире N1 жило семейство Пинес. Глава семьи Наум Васильевич был металлургом по профессии и философом по мировоззрению. Жена его Ревекка Исааковна работала в библиотеке и очень любила книги. У них был сын Виктор, старше меня лет на 12-13, который в свое время окончил КуАИ, всю жизнь проработал инженером-испытателем на НПО "Труд" и недавно умер. Наум Васильевич был человеком очень нервным, любил тишину, и мы, мальчишки, зная его слабость, как я теперь понимаю, зло шутили, топая по деревянным лестницам около его квартиры, стучали вечером в окошки квартиры и убегали. Наум Васильевич сердился, а на улицу иногда выходил смущенный Виктор Наумович и беззлобно шугал нас от окон, но мы всё равно возвращались. Н.В. Пинес, как мне кажется, обладал энциклопедическими знаниями в самых различных областях и, видимо, владел несколькими языками, в частности латынью. Последние годы жизни он тяжело болел после перенесённого инсульта.

В квартире N2 жили Разумихины. Михаил Иванович заведовал кафедрой производства самолётов. Жена его, Татьяна Борисовна, была домохозяйкой. Их дочки Людмила (Люка) и Ира - примерно ровесницы моим сёстрам. На всю жизнь я запомнил новогодний бал для детей, который устроили Разумихины в своей квартире (они жили прямо под нами). Это был настоящий бал с ёлкой, буфетом, подарками, Дедом Морозом в лице Михаила Ивановича, Снегурочкой (по-моему, Люка), кукольным театром и карнавальными масками. Михаил Иванович, чьё детство пришлось на дореволюционные годы, приоткрыл в тот день нам, послевоенным детишкам, страницу дорогой ему жизни.

В квартире N3 жили Човныки: Наум Григорьевич (заведующий кафедрой химии), Генриетта Абрамовна (преподаватель химии) и дочь их Люда. В четвертой квартире жила семья Циприных: Абрам Маркович (заведующий кафедрой деталей машин), Берта Давидовна (врач скорой помощи) и дочь Оля, которую во дворе звали Элла. О Науме Григорьевиче и Абраме Марковиче много говорить не буду: они, слава Богу, живы, и сами о себе расскажут.

В квартире N5 сначала жила семья Максимовых. Георгий Дмитриевич года два или три был проректором по учебной и научной работе, а потом они уехали на родину в Киев. В этой семье был сын Алик, страстный спортсмен и мотоциклист, плейбой и приятель моей сестрицы Елены, тоже активной спортсменки (яхта, туризм, коньки, прыжки с парашютом и т.п.). Алик уже в Киеве погиб: разбился на мотоцикле. Потом в квартиру N5 заселилась семья Дорофеевых: Виталий Митрофанович (основатель кафедры теории двигателей), его жена Лидия Васильевна Рождественская (преподаватель металлургии по профессии и меццо-сопрано по призванию) и их сын Володя, друг моего детства. Вовка имел странную кличку "Симфония", данную ему учителем физкультуры, любил приврать и очень хорошо пел (часто вместе со своей мамой и в ночное время). В разгар ночного концерта из-за закрытой двери крохотного кабинета выходил Виталий Митрофанович, натужно улыбаясь, приветствовал собравшихся и шёл на кухню жарить "яишню" (так он называл это блюдо).

В 6-й квартире жили мы. Года до 55-го у нас жила домработница Настя. Она была очень набожная и экономная. Один раз, году в 54-м, родители уехали отдыхать на юг и думали, что я буду жить у дедушки на даче на 7-ой просеке. Но я уже привык к дому на Самарской, мне там было веселее, и я жил в квартире с домработницей Настей. Она ворчала за то, что я живу не у дедушки с бабушкой, а с ней, говорила, что кормить меня нечем, и водила церковь. За месяц, на радость возвратившимся родителям, я исхудал килограмма на три, поскольку ели мы только ржаной хлеб и картошку с маргарином. А моя бабушка, Анна Алексеевна, кормила меня лепёшками, испечёнными в печи, молоком от своей коровы, которую держали при элеваторе, пока Хрущев не запретил подсобные хозяйства. В квартире N6 я прожил до 73-го года. Сначала от нас ушла домработница, потом уехала в Москву Лена, за ней Наташа. В 1969 году умер мой отец Александр Миронович. Мы остались жить с матерью Ниной Максимовной и женой Викторией (мы поженились в 1968 году). В августе 1969 года у нас родился сын Максим. Много перемен к тому времени произошло и в других квартирах, но вернемся в пятидесятые годы...

В квартире N7 жил Наум Петрович Морозовский (заместитель директора по хозчасти) с женой Евгенией Григорьевной. Также в их, по существу, однокомнатной квартире проживала сестра жены Фаина Григорьевна, а иногда гостил сын Гриша - полковник танковых войск, москвич. О Морозовских нужно писать отдельно. Они были душой и "эпицентром" локальных потрясений дома на Самарской. Они знали всё и всегда были готовы прийти на помощь соседям. Как сейчас помню Наума Петровича во френче, с орденскими колодками, а иногда и в полосатой пижаме, коротающего тёплый летний вечер на удобной скамейке перед подъездом. На этой же скамейке можно было увидеть и других обитателей нашего дружного дома. Это клуб и вахта одновременно. Невозможно пройти мимо, не пообщавшись и не узнав последние новости из жизни дома, страны и мира. Сейчас скамеек около подъездов дома на Самарской нет, да, наверное, они там и не нужны.

В квартире N8 жил Наум Наумович Бородин (директор авиационного техникума) со своей женой Прасковьей Фёдоровной и её мамой. Я сначала удивлялся, что в подъезде живут четыре Наума, а Бородин мог считаться за двоих! У Бородиных было несчастье: их единственный сын утонул на глазах у отца, и это накладывало отпечаток на их жизнь.

Прямо возле двери их квартиры была лестница на чердак, лазить на который категорически воспрещалось, но мы, естественно, лазали, и более того, вылезали через чердачное окно и попадали на довольно крутую крышу, с конька которой можно было увидеть Волгу. По чердаку можно было пройти во второй подъезд и оказаться около квартиры Стебиховых, но мы этого почти никогда не делали.

Во втором подъезде в квартире N9 жили разные люди. Например, одно время там жила семья партийного работника из Кротовки, получившего новое назначение. Потом там поселились Бочкарёвы: Александр Филиппович, его жена Александра Ивановна Резвых и их сын Валерий - мой близкий друг. Когда Бочкарёвы переехали в новый дом на Галактионовской, в квартиру заселились Кричеверы: Михаил Фёдорович (инвалид войны, преподаватель ТММ), его жена Евдокия Васильевна Полухина (преподаватель английского языка, семью которой переместили с КВЖД) и их сын Паша. Старших Кричеверов уже нет в живых, а Паша давно уехал в Америку.

В квартире N10 жила семья Комаровых "чужих", которая к КуАИ отношения не имела. "Наши" Комаровы жили сначала в двухкомнатной квартире N12, а потом переехали в трёхкомнатную N11. В момент моего первого появления в квартире N11 жила семья Путяты: Всеволод Иосифович (заведующий кафедрой аэродинамики), его жена Марьяна Ниловна и их сын (как я узнал позже - приёмный) Женька. С ним мы очень подружились, но вскоре они уехали в Киев. Перед отъездом были проводы. Женька привел меня к себе домой и показал ванную, полностью забитую бутылками шампанского, а ванные раньше по размерам были не те, что сейчас. Женьку баловали, ему все прощали, и рос он шалопаем, хотя по природе был очень добрым и всегда делился чем-нибудь вкусным. Его уже давно нет в живых, как нет и Игоря Комарова, ещё одного моего близкого дружка, внука Андрея Алексеевича Комарова. Комаровы жили сначала очень тесно: Андрей Алексеевич, Серафима Ивановна, её сестра Таисия Ивановна, Валерий, практически всегда Игорь, поскольку его отца - военного - всё время переводили из города в город и с мамой Игоря они в конце концов разошлись. А мама у Игоря была настоящая красавица, она служила актрисой в Ленинграде в театре имени Комиссаржевской на ведущих ролях. Потом, уже взрослым, Игорь жил со своей семьёй в квартире матери, и мне приходилось бывать у них в гостях. Так вот, у Комаровых, кроме того, были собака исключительного ума, по кличке Волчок, и кот, а также гостили племянники, и всем хватало места в их доме. Валерий ходил в дохе из меха неизвестного зверя и учился играть на фортепиано (к нему ходила учительница). На меня, приехавшего с Хлебной площади, где народ ходил в телогрейках и играл по праздникам на гармошке, это произвело огромное впечатление. В первый же день нашего знакомства Валерий предложил мне залезть на сарай. Я был толстый, неуклюжий и сделал это с его помощью, но с большим трудом. Потом он как-то умело слез с сарая и на мой вопрос: "А как же я?" - коротко ответил: "Маму зови!" Так я вступил в школу жизни...

Очень хорошо помню, как в 1956-м году в квартиру N11 въезжала семья Лукачёвых (это был год XX съезда партии и "Карнавальной ночи"). Виктор Павлович был в то время секретарем парткома, но взрослые говорили о нём как будущем директоре, и, действительно, скоро он был назначен. Его жена Нина Александровна Кожевникова преподавала черчение. Мы быстро познакомились с Наташей Лукачёвой (она моя ровесница) и Сережей, который младше меня на 4 года. Лукачёвы прожили в нашем доме года четыре. За это время во дворе у нас появился теннисный стол, за которым играли и взрослые, и дети. Часто в гости к своему близкому приятелю А.Ф. Бочкарёву приходил холостой в то время Хацкель Соломонович Хазанов, который очень хорошо играл в настольный теннис. В.П. Лукачёв и, особенно, А.Ф. Бочкарёв, часто брали нас на рыбалку, компанию нам составляли Иван Григорьевич Старостин с сыном Гришей. Одну рыбалку я особенно запомнил: лещ ловился в огромном количестве, и Виктор Павлович, поджарый, мускулистый и загорелый, стоял на плесе и ладонями выбрасывал на берег пойманных на закидушки и подведенных к берегу лещей. Он был тогда очень весёлый, и в нём чувствовалась огромная внутренняя сила и уверенность.

В квартире N13 жила семья Уфимкиных. Александр Данилович работал на кафедре графики нашего института, а потом перешёл в институт связи. Глафира Тимофеевна вела хозяйство, дочек звали Эльвира (Эля) и Виолетта (Аля). Эля была постарше, а с Алей мы дружили и строили зимой во дворе снежные крепости. У нас был замечательный дворник дядя Саша, инвалид войны, он ходил на протезе и, когда не пил, всё время что-то мастерил в своём подвале, где жил с женой тётей Шурой (её звали, к моему удивлению, как моего отца, Александра Мироновна). Мне, например, он сделал и подарил небольшую снеговую лопату, полотно которой было из лёгкого металла от крыла американского самолёта. А когда многие жители дома получили участки земли под дачи на Студёном Овраге, дядя Саша всем строил летние домики. Такой домик был и у нас. На досках можно было прочитать надписи на английском языке: они были взяты из тары от американской авиационной техники, полученной по ленд-лизу.

В квартире N14 жила семья Семена Михайловича Макарова (заведующего кафедрой теоретической механики): жена Наталья Андреевна (доцент мединститута) и сын Юрий, который вскоре поступил на географический факультет МГУ, но потом вернулся. Его жена Светлана Ивановна до сих пор живет в квартире N14.

В квартире N15 жил Фёдор Иванович Стебихов с женой Дорой Максимовной и дочерью Еленой. У них была собака Ятаган, которую все боялись. Фёдор Иванович был человек суровый, во дворе появлялся мало. У него имелась персональная "Победа", водителем которой была худощавая женщина с лицом чекиста. А на Студёном, где мы были соседями, Фёдор Иванович становился очень приветливым, угощал фруктами со своего сада и брал меня на рыбалку, к которой он относился серьезно, рыбачил с резиновой лодки и ловил много рыбы. В 60-е годы Стебиховы переехали в другой дом, а в их квартире поселился зубной техник.

В доме на Самарской было не принято днём закрывать двери. Если уходили из дома, ключ клали под коврик или на шкаф, который стоял на лестничной площадке. Когда готовили или покупали в Москве что-нибудь вкусное, обязательно угощали соседей. Жили все небогато, но дружно. Сейчас я понимаю, что в доме на Самарской война собрала замечательных людей. Они были немолоды, у каждого за плечами была другая жизнь в другом городе, и им хотелось туда вернуться, но не все это сделали по той или другой причине. Но и те, кто уехали из Куйбышева в родные места, и те, кто остались и продолжали работать в созданном их самоотверженным трудом и знаниями Куйбышевском авиационном институте, оставили неизгладимый след в истории нашего Университета.