Мама, я в Подвалье!

…могла бы напеть героиня нашего материала – доцент кафедры экологии и безопасности жизнедеятельности Ольга Калашникова. И когда она рассказывает на музыкально-романтичной латыни о папоротнике Телиптерис палюстрис, невольно проникаешься её энтузиазмом и думаешь: "Какой Дубай! В лес надо ехать, в Рачейский бор!"

Ольга Калашникова училась в Самаре в школе № 10 (сейчас "Успех"). Её мама – директор Самарской станции юннатов – не оставила дочери ни единого шанса выбрать другую профессию. Только ботаника! А как иначе, когда ты с детства ведёшь исследовательскую работу, изучая видовой состав памятника природы Малоусинские нагорные сосняки и дубравы на склонах Рачейских Альп?

– С 5-6 класса я, как и другие воспитанники станции юннатов, регулярно выезжала летом в экспедиции. Мы исследовали видовой состав Рачейского бора – древостой, кустарники, травянистый ярус. Описывали, измеряли диаметр, высоту, замеряли инсоляцию (уровень освещения). На основе этих данных сделали геоботаническое описание по ярусам: как на вершине склона, так и у подножия, где течёт Уса. Сравнивали растения с разных участков лесистой зоны – в лощине, на разных высотах: видовой состав, толщину. 

Экспедиция – это чудесно: палатка, еда на костре, ежедневное проглаживание газет старинными чугунными утюгами – необходимая процедура для подготовки гербария. Уже в Самаре определяли собранные в экспедиции растения. Результаты этих наблюдений мы оформляли в доклады, и я выступала с ними на конференциях, в том числе и на всероссийском уровне. И тут заслуга мамы – она всегда вселяла в меня уверенность, говорила: "Всё получится!"

И вот, когда пришло время, я принесла свои баллы ЕГЭ на биофак в СамГУ. Причём сдавала только математику, по остальным предметам мне зачли победы на олимпиадах и конференциях.

– Как выбирала свой путь в науку?  На первом курсе? Или позже?

– Мне кажется, я ещё в школе знала, что буду работать только с Тамарой Ивановной Плаксиной! И вот практика на первом курсе. Ширяево. К нам в лагерь приходит Тамара Ивановна! А я смотрю на неё как на богиню и думаю: "Боже мой! Это та самая Плаксина!" Надо сказать, что Тамара Ивановна изучает Жигулёвский заповедник чуть ли не всю жизнь, она была среди тех, кто стоял у его истоков. В её доме в Ширяево весь второй этаж был заполнен гербарием – больше 35 тысяч образцов! Кстати, он так и хранился бы там до сих пор, если бы в 2007 году под её чутким руководством мы не открыли лабораторию в университете. Она уникальный человек.

В университете про науку заговорили на втором курсе. И на собрании, где выбирали научных руководителей, Тамары Ивановны не было. Она была уже в возрасте. Я прихожу в деканат и говорю: "Хочу к Плаксиной". Мне в ответ: "Ты что? Она тебя отправит в степи, и ты там будешь ходить и собирать растения одна от рассвета до заката!" Я настояла. "Тамара Ивановна, хочу к вам", – кричу ей в левое ухо, потому что она не очень хорошо слышала. Она мне: "Хорошо!" И даёт задание в степях. Она в то время изучала степи юга нашей области. А я всю жизнь изучаю Рачейский бор. Зачем мне степи, если я люблю сосны и болота? И все говорили: "С ней можно не разговаривать о смене локации. Бесполезно!" Не знаю, как так получилось, но в конечном счёте я изучала именно Рачейский бор.

– В чём заключается работа ботаника?

– Это изучение растений на определённой территории – сплошное флористическое обследование. Описываешь, что растёт, цветёт или плодоносит, какого размера, в каком состоянии популяции, особенно если это редкие краснокнижные растения, собираешь гербарий.

Ты составляешь общий список и сравниваешь его с растениями, которые на этом участке когда-либо были зафиксированы или не зафиксированы. Затем проводишь анализ по отделам, семействам, родам, видам. Выявляешь доминирующие растения. Анализ по биоморфам (жизненным формам) – например, на основании морфологических признаков надземных и подземных побегов и корневых систем, учитывая ритм развития и продолжительность жизни. Эколого-географический анализ – лесные, луговые, степные, сорные растения. В нашей области существуют участки, которые до сих пор не описаны.

Бывало, что в ходе такого исследования открываешь новые виды для Самарской области и даже Волго-Уральского региона. Например, Алисма Бъёркквисти. Нашла в Бузулукском бору. В нашем регионе в прибрежной зоне водоёмов распространена Алисма плантаго акуатика. А я нашла такую же, но маленькую. Как человек дотошный, решила собрать и уточнить. Оказалось, действительно новый вид! Мы его возили на детерминацию в МГУ – тем самым учёным, которые выпускают определители растений РФ.

После детерминации начинаем публиковать научные статьи. Всего у меня статей около 70. Впереди докторская.

– Ты говоришь, что забираешь растение из природы. Но как быть, если это редкое растение?

– Если один побег, то мы его не берём. Но приезжаем несколько раз в разные периоды, чтобы посмотреть, как развивается ситуация. Сейчас он один, а через неделю могут рядом вылезти другие. Так, кстати, происходит с орхидеями. Их иногда не видно, а потом раз – и начинают появляться.  В Самарской области орхидей видов тридцать. Есть распространённые – Любка двулистная встречается в березняках, в лесопосадках.

– Какие качества отличают хорошего ботаника?

– Любовь к природе. Тогда не в тягость выезжать в дикие места, жить в полевых условиях. Больше скажу: экспедиции, походы – это моя жизнь. Если долго никуда не выезжаю, особенно зимой, мне очень плохо становится, сил нет ни на что. Так что энергию я черпаю из общения с природой.

Обычно нас сопровождают лесники: они свои угодья знают. И вот мы ищем диковинные растения – нужны участки влажные, немного заболоченные. Лесники Шигонского района нас везут в чувашских лодках-плоскодонках ручной работы. Я с фотоаппаратом смотрю и диву даюсь. Очень похоже на мангровые заросли где-то в тропиках: лианы, оголённые корни деревьев. Под водой рдест как волосы развевается. Стрекозы летают огромные, как вертолёты. Иногда низко над водой ветки деревьев нависают – встаёшь в лодке и перешагиваешь. А в некоторых местах ветки ивы раздвигаем руками и плывём словно сквозь занавес. И вот за одним таким занавесом озеро в кубышках и кувшинках, обычно их называют лотосами, но это не так. Лесники рассказали, что когда-то привозили сюда на свидания своих будущих жён.

Собираю растения, стою в воде в болотнике 41-го размера – на меня таких костюмов тогда не продавали – вокруг комарьё да мошки. И вдруг понимаю, что не могу вылезти: меня засосал ил! Без помощи я бы не выбралась. Так что профессия ботаника опасная. Одному ходить нельзя. Чтобы достать папоротник Телиптерис палюстрис, пробираешься по болоту. А в поисках Антемис Тротцекиана – Пупавки Корнух-Троцкого, которая растёт в том же Шигонском районе на горе Гусиха, рискуешь попасть под оползневые участки на меловых склонах.

Ботаник – человек упёртый. Ты понимаешь, что, скорее всего, в этом лесу есть что-то интересное, так как он не исследовался. Идёшь и ищешь. Помогает вера в себя, в успех.

Ботаник – человек азартный. Определение собранных растений – это рутина. Но я смотрю на охапки гербария с предвкушением: а вдруг это новое растение, вдруг его никто не находил раньше в регионе, а вдруг это новая популяция? С таким настроем, ожиданием открытия появляется энергия, и ты готов горы свернуть.

На самом деле осознание того, что ты в науке, у меня пришло только в аспирантуре, когда начала открывать новые для нашего региона виды. Радует то, что биоразнообразию на нашей территории есть куда двигаться. Не всё потеряно. Мы знаем, что есть виды, которые исчезают, но то, что появляются новые нехарактерные для нашего региона – это воодушевляет. Откуда появляются? Вариантов несколько. Были когда-то просмотрены биологами. Могут приноситься на лапах животных или птичками. Может сдвигаться ареал обитания. И в результате мы открываем новые виды для области, Волго-Уральского региона.

– Сейчас, наверное, попроще с организацией экспедиций: навигаторы не дадут заблудиться?

– Ситуация с технологиями двоякая. С одной стороны, например, появление сапборда очень сильно облегчило жизнь. Сейчас я изучаю вод-ные растения. Стало проще – искать лодку не надо: сапборд на машину и вперёд. И могу проехать в любые дебри. Так же и с навигатором. Но, повторюсь, в лес одной лучше не ходить, даже с навигатором. Можно встретить диких животных. Так, дважды я сталкивалась с кабанами. Один раз с Женей Корчиковым собирали образцы в лесу, слышим хруст, оборачиваемся – на нас летит кабан! Мы с Женей замерли и смотрим: бежать уже поздно. Но кабан почему-то остановился, развернулся и рванул обратно. Думаю, он нас не видел и не почуял. Второй раз ко мне навстречу выбежал кабанчик. Но он же не один, рядом мать. Мы друг на друга посмотрели, развернулись и разошлись.

Так что мы, конечно, ходим и смотрим не только на растения, умеем читать следы животных, лежанки кабанов видно, иногда топот слышно.

Ну и, между прочим, мы, ботаники, немного суеверны. Тамара Ивановна всегда говорит: "Если из леса что-то забираешь, в лесу надо что-то оставлять". Ну, мы молодые, обычно реагируем: "Да ладно!" И тут я понимаю, что у меня снова и снова в экспедиции пропадает нож – им удобно выкапывать растения. Только что держала в руках, положила, оглянулась – нет. Как сквозь землю провалился. После этого случая я начала носить конфетки и печеньки – духам леса. И больше ничего не теряется. …Что-то мне подсказывает, что даже если ножи станут умными и будут, как телефоны, отвечать на запросы, в лесу эта функция не поможет.

– А какими технологиями вы пользуетесь ещё?

– В междисциплинарном проекте на реке Чапаевке, где мы с химиками выявляем несанкционированные стоки, нам помогают наши инженеры. Они с беспилотников, оснащённых гиперспектрометром, снимают реку. А мы по снимкам изучаем водоросли, высшие растения, видовой состав. Это длительная работа, потому что гиперспектрометр требует настройки, даже, можно сказать, обучения: биологические объекты – это не здания, на картинку влияет освещённость, растения в разное время выглядят по-разному, дно тоже постоянно меняется. И мы работаем в плотной связке, постоянно соотносим наши данные. Изучаем сейчас статьи: кто что делал в этом направлении. В России таких работ не было.

– У вас есть подробные справочники-определители. А что скажешь об электронных ресурсах? Они востребованы в профессии ботаника?

– Иностранные исследования стали в разы доступнее. Это большой плюс. Ты не живёшь в капсуле. Я бы отметила и такие электронные ресурсы, как "Инатуралист" – www.inaturalist.org, куда растения выгружают пользователи, а учёные определяют, что это. У нас есть специалисты, которые изучают только степи, другие – только леса. И они вряд ли опознают растения, с которыми встречаются коллеги, изучающие болота. А сейчас любой желающий загружает фото растения, и можешь отсеять варианты, которые точно не подходят.

– Как ты относишься к туризму по родному краю?

– Всё больше людей хотят что-то посмотреть, выехать из города. Но, к сожалению, экологическое образование у нас очень слабое, люди не понимают, что могут нанести вред природе. Так, недавно от непотушенной сигареты сгорели Малоусинские нагорные сосняки. Вспыхнул и выгорел памятник природы, где обитали уникальные виды – наскальные папоротники, мхи, лишайники.

Многоножка обыкновенная или папоротник наскальный краснокнижный растут только в Рачейском бору на Рачейских скалах. И если в начале 2010-х мы наблюдали большие популяции этого папоротника – они свисали водопадом с каждого валуна, то сейчас его найти там очень сложно – встречаются лишь маленькие куртинки. И его не вытоптали. Есть предположение, что из-за большого количества туристических групп изменился микроклимат. Но точно сказать, на что именно среагировало растение, пока нельзя: не хватает данных.

Туризм – это прекрасно, но он должен быть контролируемым. Надо чётко определить места: сюда ходить можно, сюда – ни в коем случае! Например, в нацпарке в Финляндии все ходят исключительно по настилам-тропинкам. Мы хотели взять растение в гербарий – мы же специалисты, знаем, как не навредить. Но нам ответили: "Нет, это национальный парк". Хочется, чтобы и у нас можно было создать такую инфраструктуру на особо охраняемых природных территориях и контролировать выполнение требований.

Я плакала, когда узнала, что в Подвальских террасах построили глэмпинг. Там растут уникальные растения, я уже упоминала Антемис Тротцекиана. Она растёт только там, на мелах. Больше её нет нигде. И после схода оползней она осталась только на вершине. Так вот сейчас к среде её обитания подходит мост, строится национальная трасса. Сохранится ли этот редкий цветок? Скорее всего, нет. Пересадить её очень сложно – ей нужна именно такая почва – меловая, нужна и высота, особый режим влажности. 

– Как тебе удаётся совмещать семью – мужа, детей – и страсть к ботанике?

– С мужем я познакомилась в аспирантуре. Буквально накануне защиты. Тамаре Ивановне сказать боялась. Она нам всегда говорила: "Девочки, сначала наука, потом всё остальное!" Но волновалась зря! Тамара Ивановна очень обрадовалась за меня, но пальцем помахала перед носом: только обязательно защити диссертацию! Из-за диссертации я не взяла фамилию мужа: все же меня знают как Калашникову, все документы уже почти готовы, все статьи под моей фамилией. Он согласился. И вот я до сих пор Калашникова. 

Дети у нас тоже погружаются в экологическую тематику. Мы с подругами по станции юннатов решили возродить наши детские экспедиции. У нас было счастливое детство. И теперь организовываем школы экологов для наших детей.

– Ребёнок – это декрет. И ты оказываешься вне науки на это время. Как не выпасть на этот период из научной повестки?

– Исследования всё же продолжаются. Может быть, не так интенсивно. В плане публикаций – спад есть до сих пор.

Очерки в Красную книгу Самарской области я писала, будучи беременной. Вышло около 30 очерков. Но после рождения ты концентрируешься на ребёнке, процесс тормозится.

– Равноправие в исследованиях мужчин и женщин? Что ты думаешь по этому поводу? Нужно ли вам "бежать быстрее, чтобы оставаться на том же месте"?

– Ты говоришь о соревновательности. Это не про меня. Я соревнуюсь только сама с собой. И надо понимать, что у мужчин свои обязательства: обеспечить семью, построить дом, гараж, дачу. Они также не только наукой живут.

– Есть какие-то сервисы, которые облегчили бы жизнь девушкам-аспиранткам, чтобы сосредоточиться на исследованиях?

– От домработницы я бы не отказалась… Шучу! Всё упирается в семью. Она должна быть дружной. И это не только муж, дети, но и бабушки-
дедушки. И они помогают, потому что семья – на всю жизнь. Когда есть поддержка, я в науке. Как всё успеваю? Верю, что, если оставлю на время командировки детей с родителями, всё будет хорошо. В экспедиции мама ездит с нами всегда. И это здорово. Если в каждой семье будет такая поддержка, то любая женщина справится с любой задачей. Хорошо, когда в тебя верят – за спиной вырастают крылья.   

Вопросы задавала Елена Памурзина

Фото из архивов героя публикации