Историку важно подышать воздухом, где происходили события

В 2021 году к 170-летию со дня образования Самарской губернии вышла двухтомная монография "История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней". Чуть позже - к 30-летию возвращению Самаре исконного имени профессор кафедры российской истории Пётр Серафимович Кабытов держал в руках книгу воспоминаний о тех неспокойных временах борьбы за имя города. Каждый труд - результат кропотливой исследовательской деятельности. О том, как становятся историками и в чём миссия учёного, он рассказывает читателям "Полёта".

"Я был "пожирателем" книг"

- Пётр Серафимович, в этом году у вас вышло две большие книги. Обе посвящены истории родного края. Но я предлагаю вернуться на несколько лет назад, в ваши студенческие годы. В то время когда вы поступали на истфак - наверняка мечтали открыть затерянный город где-нибудь в амазонских джунглях? 

- Вы знаете, все было не совсем так. В 1958 году я окончил 10-й класс в поселке Куачи Воронежской области. Он находится в 120 км от столицы региона, а ближайшая к нему железнодорожная станция – в 20 км. Глухомань страшная. В то время Никита Хрущев придумал, что выпускники школ должны иметь стаж работы два года. Будучи законопослушным, я поехал в Альметьевск в Татарстан и поступил на Миннибаевский газоперерабатывающий завод в цех контрольно-измерительных приборов. 

На этом заводе был создан вечерний факультет нефтяного института имени Губкина, который в народе был известен как «Керосинка». Институт готовил будущих технологов нефтяного производства, геологов. Я выбрал факультет автоматики и механики – это было близко к моей будущей профессии. Одновременно пытался писать небольшие заметки и статьи в местную районную газету и в «Комсомолец Татарии». Затем профсоюзная организация предложила мне выпускать стенгазету. Программист по фамилии Иванов верстал её, а я писал и находил корреспондентов. 

После 2-го курса можно было уехать в Москву и учиться уже на дневном отделении. Но я постепенно понял, что интерес к будущей специальности у меня пропадает. Хотя всё вроде бы складывалось хорошо: я уже работал программистом 4-го разряда - довольно значимое достижение в те времена. И жизнь в Альметьевске была интересная и насыщенная, в то время появилось движение стиляг: мы фланировали по улицам, ходили в кафе, на спектакли во Дворце нефтяников, танцевали фокстрот по выходным. Приезжали артисты из Москвы, Ленинграда.

- Но вам чего-то не хватало?

- Да. Я решил ехать в Казань и подать документы в Казанский университет на отделение историко-филологического факультета. Интерес к этому предмету сформировался ещё в школе благодаря учителю истории Дмитрию Прокопьевичу Сержику. Офицер, прошёл Великую Отечественную войну, ходил всегда во френче, галифе, хромовых сапогах и нестандартно преподносил нам школьникам исторические сюжеты. Он выделялся среди других учителей, и мы все его уважали. Позже, будучи «пожирателем книг», я начал читать исторические романы, учебники для высшей школы. Повлиял на мой выбор и тот факт, что в Казани располагались две мощнейшие библиотеки - Казанского университета и республиканская библиотека. Для меня они имели колоссальное значение, я старался осваивать новые пласты знаний. Это было интересное время. 

Да и сама жизнь в 50-е, начале 60-х годов была переломной. Смерть Сталина, внезапное возвышение Хрущева, шоковое состояние после выступления Хрущева, где он развенчал культ Сталина. И это как-то поколебало многих, вызвало сомнения. Одновременно ощущалась мощная тяга к знаниям. Причём была она не только у молодых людей, но и у «стариков» (30-50 лет), которые пошли в вечерние школы, техникумы. Образование создавало возможности для социального лифта.

Я успешно сдал экзамены в Казанский университет и попал в океан книг, по которому плыл очень свободно. Но сразу после поступления мне пришла повестка: 1962 год, обострились отношения между США и СССР из-за Кубы. Фидель Кастро стал ориентироваться на СССР. США лишились Кубы, которая была для них курортом. А стала агентом влияния СССР вблизи границ с США. Разразился Карибский кризис. Прямо из военкомата меня и ещё множество парней - помню, громадная толпа собралась, - посадили в поезд и отправили в неизвестном направлении. Мы не знали, куда нас везут, в каких войсках мы будем служить. Поезд остановился на станции недалеко от Омска. Стали вызывать, сажать в машины и повезли. Так мы узнали, что попали в стройбат. Вместо автомата – лопата, жидкий бетон. Мы строили военный городок, казармы и жилые дома.

"Мы строили ангары для межконтинентальных ракет" 

- То есть мечта резко отодвинулась от вас?

- Да. Вскоре я получил направление в комендантский взвод, который отправился в Забайкалье. Мы ехали туда около месяца. После Иркутска наш тепловоз сменил паровоз, и я как будто оказался в 40-х годах, словно машина времени перенесла меня в другую эпоху. В Забайкалье я служил около трёх лет, мы занимались обустройством ракетных площадок. Сначала строили ангары для межконтинентальных ракет, потом - шахты для ракет класса «земля-воздух» - системы ПВО.

Но это не значит, что я оставил идею продолжить образование: обратившись к начальству, я попросил командировать меня в Казань для сдачи вступительных экзаменов. Надеялся, что приеду и меня восстановят, но не тут-то было... Чтобы получить такое направление экзамены надо было сдать в военной части: русский язык, литературу, иностранный язык. Сдал. А в конце июня приехал в Казань, пришёл в учебную часть. Величественная дама заявила мне, что я обманул партию и смогу восстановиться только после демобилизации в декабре. Она думала, что напугает меня, но я пошёл в приёмную комиссию. И сдал экзамены ещё раз.

- Сколько в итоге продолжался ваш вход в профессию?

- 7 лет - после окончания школы, работы на заводе и службе в стройбате. И это оказало позитивное воздействие, потому что когда я стал студентом, резко поменял образ жизни. Разгульная весёлая жизнь закончилась, я научился ставить цели. Одна из главных – изучение исторического процесса, не только российского, но и всемирного. Мы изучали историю Европы, США, Африки, Китая.

Жизнь в университете была интересной. Считается, что главная цитадель, где готовят профессионалов – это исторический факультет МГУ имени Ломоносова. Но профессура Казанского ни в чём не уступала МГУ. Там были традиции, профессора видели в студентах младших коллег. Не смотрели свысока, привлекали нас к научной работе.

"Пшеница позволила возвести уникальные архитектурные комплексы"

- Как получилось, что вы выбрали целью своих исследований историю самарского Поволжья?

- Был семинар по декабристам, который вел Григорий Наумович Высон – выдающийся человек. И я высказался: никакого восстания не было, это была демонстрация военной силы, причём такой опыт очень эффективно применялся и раньше – во время дворцовых переворотов XVIII, когда было достаточно взвода гвардейцев, чтобы отнять власть у одного царя и передать другому. Высон после окончания семинара предложил мне заняться темой под его руководством - изучением Казанского вольного экономического общества. В библиотеке над трудами общества – это были кожаные фолианты с золотым тиснением, - я уснул минут через двадцать. 

На 3-м курсе я выбрал тему «Крестьянские советы в 1917 году». Изучал их в границах Поволжья (Казанская, Симбирская, Самарская, Саратовская губерния). В аспирантуре у меня уже была тема «Поволжская деревня накануне февральской буржуазной демократической революции (предпосылки столыпинской земельной реформы)». Этой темой я занимался долго, защитил кандидатскую, стал собирать материалы по биографии Столыпина. 

- Как вы оказались в Куйбышеве?

- По окончании аспирантуры приехал в Куйбышевский университет и осенью защитил кандидатскую диссертацию. Здесь, будучи ассистентом, вёл несколько курсов лекций: отечественная история в период феодализма, историография и источниковедение, история Самарского края. 

Когда стал готовить курс лекций по истории Самарского края, опирался на два источника: книги Петра Владимировича Алабина – «Двадцатипятилетие Самары, как губернского города» и «Трёхвековая годовщина города Самара» и труд Кузьмы Яковлевича Наякшина «История среднего Поволжья». 

Первые две книги написаны непрофессионалом. Пётр Алабин - участник трёх войн (оборона Севастополя, Венгерского похода, Балканской войны). Когда он демобилизовался, то приехал в Вятку, а потом – в Самару. Алабин стал интересоваться историей Вятского края, а потом Самарской губернии. Поначалу его интересы шли в русле археологии. Он является первым, кто открыл Анненскую культуру. Его исследования интересны тем, что оно населено людьми, по сути, он воссоздаёт панораму событий, приводит множество фактов и делает обобщения, то есть фактически его труды представляют собой энциклопедию. Алабин впервые высказал предположение, что Самара своим процветанием обязана тому, что здесь, в степных уездах возникла хлебная житница. Колоссальное количество пшеницы вывозилось не только в другие губернии страны, но и за границу. Что позволило предпринимателям возвести уникальные архитектурные комплексы в Самаре и развивать культуру. 

Читая книгу Кузьмы Яковлевича Наякшина, я чётко осознал, что писать историю «От Адама до Подсдама» одному человеку чрезвычайно сложно.

"Тургеневская девушка считала, что будущего мужа можно воспитать"

- В одном из интервью вы говорили, что противопоставили свои наработки теории профессора Кузьмы Яковлевича Наякшина, который видел Самару "оазисом шумного захолустья". 

- Для понимания моих аргументов поясню: писатель Юрий Оклянский написал книгу «Шумное захолустье». И она касается семейной истории графа Алексея Николаевича Толстого. Мать Алексея Николаевича была замужем за графом Николаем Толстым. Тургеневская девушка считала, что будущего мужа можно воспитать. Но муж любил повеселиться, выпить, и, видимо, не уделял ей внимания. Ведь что такое семейная жизнь: жену нужно выводить, ее нужно показывать, ею нужно гордиться, её нужно наряжать, украшать. И она встретила другого человека, земского деятеля Бастромова. И тот стал оказывать ей внимание. И вот как раз в этом свете Оклянский пишет о Самаре как о глухомани. Да и Наякшин тоже пишет о том, что тут были только церкви и кабаки. Но это далеко не так. На самом деле Самара 90-х годов XIX века ничем не отличалась от других городов. Да, она не была университетским городом. Она была явно догоняющей другие губернии, ту же Казанскую. 

-  А как складывался совершенно иной образ Самарской губернии - "как внутренней окраины Российской империи"?

- В 2020 году у нас вышел двухтомник «История самарского Поволжья с древнейших времён до наших дней». После того как мы осознали, что книга Наякшина не подходит ни для студентов, ни для учёных, написали собственную историю самарского края. Она была издана в Саратовском университете. На ее основе была написана книга «Земля Самарская» Куйбышевского книжного издательства. В начале 90-х годов XX века на основе этой книги была создана самарская летопись. В те годы мне удалось убедить академика Владимира Шорина, ректора авиационного института, издать книгу «История Самарского Поволжья с древнейших времён до наших дней». Она вышла в 6-ти томах: три тома по археологии и три тома по истории. И это исследование было интересно и студентам, и аспирантам. Выход книги придал импульс тому, что были защищены множество кандидатских диссертаций.

К 2010 году мы осознали, что необходимо перейти к написанию региональной истории. Эта идея нашла воплощение в трёхтомной монографии «Обретение родины, или взаимодействие власти и общества». Она охватывала период с XVI века до 1917 года.

 "В XVI веке Самара была пустынной, здесь паслись стада овец"

- Почему «Обретение родины»? 

- Эта местность в XVI веке была пустынной, здесь паслись стада овец, в Волге было колоссальное количество рыбы, в степях обитали дикие животные, в том числе коз, которые попали на наш герб. В этой степи был такой ковыль, что в трёх шагах не видно было всадника на лошади. Колоссальное богатство. А в XVII веке сюда хлынул поток переселенцев. Они попадали в новые условия: и климатические, и почвенные. Им нужно было взаимодействовать с небольшими поселениями мордвы, татар, чувашей и перенимать их опыт сельскохозяйственной деятельности. Начиналось культурное взаимодействие. Переселенцы обретали здесь новую родину. К 1917 году население губернии насчитывало свыше трёх миллионов человек. В этой новой родине мы видим отзвуки тех традиций, которые переселенцы принесли сюда, на Самарскую землю: это название сел и деревень, особенности диалекта. Причем взаимодействие происходило таким образом, что конфликтных отношений, выяснения, кто здесь главный, не наблюдалось. В этом плане заселение и хозяйственное освоение Поволжья отличалось от того, как себя вели испанцы в Латинской Америке, уничтожавшие туземное население.

- Историку нужно обладать аналитическим складом ума или воображением?

- Мы занимаемся реконструкцией событий, восстанавливаем прошлое. Нужно опираться на комплекс исторических источников, на ту литературу, которая была создана до тебя. В то же время историк должен побывать в тех местах, где происходило событие, подышать этим воздухом. Когда Толстой писал роман «Войну и мир», он использовал свидетельства очевидцев, он встречался со стариками, участниками тех событий.

Сейчас мы большое внимание уделяем изучению художественной литературы. Потому что, опираясь только на факты из официальных источников, не можем в полной мере восстановить прошлое.

И тут два подхода: либо ты будешь летописцем, только фиксируя события. Либо ты занимаешься анализом, пытаешься понять, почему это происходило.

Начиная с 70-х годов прошлого века в истории появляется не только многофакторный подход к изучению прошлого, но и междисциплинарный. Исследование ведётся на стыке нескольких наук, в том числе естественных. Мой научный руководитель Александр Михайлович Иваненко внимательно наблюдал за развитием других наук. Он заметил, что появились математические методы, ЭВМ. Лидером в этом направлении стал академик Иван Дмитриевич Ковальченко. И у нас возникла идея с помощью математических методов обработать материалы земской статистики – подворные переписи крестьянских хозяйств, то есть массовые источники информации.

- Какие еще междисциплинарные методы можно использовать?

- Можно даже законы физики применять. Возьмём два субъекта исследования историка: общество и власть. Когда есть взаимодействие между властью и обществом, есть национальная идея, которая охватывает все слои населения, это одно. Но когда между властью и обществом возникает громадная пропасть, происходит смута, революция. Как избежать этого? Последние исследования ведутся в русле изучения этих процессов. Как установить взаимодействие между властью и обществом.

Второй момент: историческая наука активно развивается, появляется много новых направлений. Так, в XX веке западноевропейские учёные взялись за развитие социальной истории. Что предполагает не изучение деятельности вождей, королей, императоров, пап, а исследование исторических процессов на микроуровне, того, как общество, те или иные группы населения воспринимают эти события. Как они осваивают новые социальные практики.

"Речь не шла о том, чтобы показать какой Куйбышев плохой"

- В 90-х годах XX века вы стояли у истоков возвращения Самаре исконного имени. Когда вы начинали этот поход, вы верили, что у вас всё получится?

- В Куйбышеве в Доме актера проходило собрание, посвящённое созданию регионального отделения Советского фонда культуры. На этом собрании выступали люди с отчётами, это было скучно, уныло. Мне показалось, что в это застоявшееся болото нужно бросить «бомбу»! Когда речь дошла до меня, я вышел и сказал, что главная наша цель, вернуть имя областному центру. Установилась могильная тишина, а потом возникли возгласы, гул. Университет отнёсся к этому очень спокойно. Да и время изменилось, поменялось историческое пространство. Люди вновь стали дышать свободно. Это чудо, что было собрано свыше 80000 голосов за переименование. Откуда они возникли: это и студенты, и рабочие завода Масленникова, подписывалась Безымянка, жители Самарского и Куйбышеского районов.

- Не все жители были за переименование. С каким чувством вы слушали протесты горожан?

- Главное было собрать подписи и убедить депутатов городского и областного советов. Мы это смогли сделать. Поначалу советы отнеслись к предложению негативно. Даже будущий губернатор Титов воздержался от голосования, он подключился позже. Но у нас сформировалось мощное движение, был создан комитет «Самара». Нас поддержали и «Волжская заря», и «Самарская газета», мы выступали на телевидении. Речь ведь не шла о том, чтобы показать какой Валериан Куйбышев плохой. Речь шла о восстановлении исторической справедливости. Оказалось, что в конце 50-х коммунисты тоже пытались вернуть городу историческое имя, они говорили, что роль Куйбышева не столь значима. 

"Есть внутренняя сила, способствующая возрождению нации"

- Петр Серафимович, вы же неугомонный человек, вряд ли вы, получив в руки тома новых книг из типографии, вы вздохнули и отложили ручку в сторону. Над чем вы работаете сейчас?

- Основная тема, над которой трудится кафедра – имперская политика, начиная с XVI века и до наших дней. Мы рассматриваем очень интересное явление - необычное развитие русской цивилизации. Ведь в основном Великое переселение народов идёт с Востока на Запад. А вот русские идут с Запада на Восток. Есть ещё один народ, который пытается идти на Восток – это немцы. Но русские ему не позволяют этого сделать. 

Второе необычное явление связано с тем, что мы отличаемся от западной цивилизации – у нас другая религия, другое мироведение. И думаю, что колоссальное значение имела концепция «Москва – третий Рим», когда Россия стала доминировать в православном мире и выступать в качестве защитника православных. Пример – эффективная помощь в освобождении Болгарии и Сербии. 

Мы разбираем множество явлений, которые показывают исключительность нашего народа. Русь и Россия постоянно попадают в такие ситуации, когда, казалось бы всё, конец. Кстати, 90-е годы XX века тоже были такими. Тем не менее наша страна вновь и вновь возрождается. Есть какая-то внутренняя сила, которая способствует возрождению нации, появлению и оформлению национальной идеи. Хотя конечно, все эти явления иногда сопровождаются таким плачем: "Поезд идёт медленно, машинист непонятно, куда ведёт, останавливается на всех остановках". Но я убеждён в том, что не революция является двигателем прогресса. Всё-таки путём реформ можно сделать значительно больше. И в этом меня убеждает феномен Столыпина. В конечном счёте спустя несколько десятилетий я успел собрать уникальный материал по его биографии и издать книгу «Столыпин – последний реформатор Российской империи». Он осознал, что выход из кризиса возможен только тогда, когда есть взаимодействие власти и общества. А это взаимодействие достигается, когда начинает эффективно работать Государственная Дума и Государственный Совет, когда ведётся законодательная деятельность, когда разрабатываются реформы, и когда они начинают реализовываться.  

Автор: Елена Памурзина, Иван Рыбников